Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Пища для пламени, пища для помыслов
Поленья –
– пылкая юность, опаленная вьюжной стужей, – усните в моем стихе. Запомнится ли ваше зеленое зарево, ваше янтарное сердце?
Яркие язычки покоренных слов слизывают тьму бытия.
В облаках мы угадываем любые обличья – они расплываются, воздушные замки – они сгорают дотла в огненном разливе зари; в яростной радости вешних разливов провидим любые облики или прочитываем на песке руны пены.
Вот чего я хотел бы добиться в своем предсмертном стихе – разбить оковы условностей и вернуться к открытой форме. Леонардо прослеживал строгие лики в пятнах грязи на стенках, – так пусть же получат свободу любые земные призраки.
В тот день ты внесла в нашу комнату несколько новых поленьев – завтрашнее тепло; оно отвлекло меня… нет, это был гул огня в очаге, стрельчатое неистовство искр, озаривших сухие дрова.
Я опять возвращаюсь к огню: там рдеют багряные замки, разливается багровое зарево, может быть, это струится животворная кровь земли? –
«Посмотри, там в огне саламандра».
– танцуют легкие феи, цветет золотистая тьма, завораживает, колдует.
Это было очень давно. Нет, их там вовсе не было, тех, кого я увидел, –
может быть, я заглянул в огненный горн мечты, может быть, только в мечте жили феи и рушились замки?
Так недавно кончилось детство, а мы так легко отказались от того, чем мечтали стать, –
Каждое твое прикосновение рождает первозданную жажду.
– нежданный, неизведанный жар разгорается на грани сознания.
АВГУСТОВСКОЕ СОЛНЦЕ
Божество моего беззаботного сердца, ты властвуешь всем на сверкающем этом пути. Но и твой безжалостный жар, опаливший поля, отступает бессильно перед сенью ветвей, матерински простерших листву над своими плодами. Я пою о таинственных силах земли, дожидаясь милосердия вечерней зари.
ПЕСНЯ ПОГРАНИЧНОГО СТРАЖНИКА
Поверяясь зверем в себе и вверяясь велениям войн, человек, отринув сомненья, навек отречется от веры. У границ рассудка окрепнет ограненное звонким безумием воинство слов.
Пограничные стражники бросят свои посты, прельстившись сияньем стиха –
вожделеющим зверем.
– Сновидения, – скажет дотоле неведомый страж, – сновиденья, мечты никогда не сулили миру беды.
– Утром, по первой страже, я настраиваю гитару; я пою задремавшему зверю и явленье поэмы, как верность, поверяю веленьями войн.
Но отринувший веру знает: зверь никогда не дремлет, не ведает сновидений, не спит и не видит снов, – вожделеющий зверь поэзии завораживает беспечную стражу, и нежданно обнажены границы мировой империи.
(Впрочем, воинство не нуждается в помощи.)
– Однажды, когда я спал, – говорит неведомый страж, – человек отринул одежды, словно отверг сомненья; одинокий, жаждущий зверь, он ждал явления песни, повинуясь явлениям войн. И вот я пел ему песню, которую он жаждал услышать – я, прославленный песенник, повсеместно известный поэт.
– Избранник, избранник, избранник, избранник, – я пел, – уверуй, уверуй, уверуй, уверуй, уверуй. Воинство слов собралось по велению войн, вечных и светлых, как осиянное небо; в них, словно в сладостной песне, тоска по любимой – и вожделение зверя.
– Уверуй, уверуй, уверуй, избранник, – я пел.
Я стражник, ведомый напевом гитары, я единственный ведомый миру – отныне и вечно – страж страстей, вожделений любви, обнаженных границ империи. Я и гитара.
Я пою: уверуй, избранник, – я, Поэт на Посту.
У обнаженных границ, ограненных сверканием утра, по велению войн собираются орды слов.
ПУТЬ НАД БЕЗДНОЙ
Потерянные, мы вышли на лодках в открытое море, в ночь, и капканом бескрайнего страха смыкается вода за кормой. Лодки затеряны порознь, и теперь мы одни наконец под безжизненным пологом неба в оспинах желтоватых звезд.
Подожди, любовь моя, не спеши грести, позабудь нашу любовь, что как нож меж нами в ночи чертит границу – ее же нельзя перейти или избыть на зыбком пути к мечте, – и взрезает ночное молчанье. Соленый дождь в наших ртах; черная рана смыкается сзади нас.
Позабудь сожженные зори, пылкие обещания, смерть, пустынность бесплодных садов и бесплодье пустынь, и наш путь на запад, куда мы пришли с тобою, сгорев.
Ты уходишь, любовь моя, но любовь твоя помнится мне отзвуком колокольного зова и солью слез на лице – шрамами вчерашних потерь, – и теперь наконец ты легко ускользаешь в сожженный, разрушенный мир. Груды цемента и пепла. Тускнеет свет, меркнет над прахом развалин, как дряхлый, бледный закат, и я остаюсь один в безбрежной ночи.
ПЕРСЕФОНА [151]
Нас постигла великая травма – неисцелима наша потеря.
Память: далекая слякотная зима, колесами и копытами раздавленная трава, бурая, с проплешинами, земля… Молва – шепчутся женщины у древних колодцев, плачутся листья, шепчутся старики, ища плавник средь свалок на берегу, чтоб разжечь огонь в остуженных очагах, – об ее похищении. Холодная кровь становится в остуженных артериях льдом.
Шепотный плач и плачущий шепот стелется надо льдом, над бездною вод, кружится в багровых воронках от бомб, стонет над стылыми руинами городов и замирает – как эфир – в наших легких.
Под сенью дуба – прозрачные тени. Тень за тенью в тенетах грусти. Страсть этой грусти густо стекает в тучный от зимнего насилия перегной…
Корчась в перегное, наши корни сосут жизнь из насмерть раздавленных листьев, из тлена плотно укорененных трупов.
Обрызганный семенем лысый Онан[152] ковылял средь нас иль неистовых женщин, канувших с яростным Бахусом в вечность, а потом спокойствие, сумрак под сенью, листья, осыпанные светом, иль флейта возвестили нам краткую передышку, и мы рвемся зеленью из темных ветвей под светлую музыку флейты, в снах.
Тело мое трепетало под солнцем, корни впивались во тьму, а руки были осыпаны светом и тенью, зеленью листьев тянулись к солнцу…
Но потерян покой и потеряна Персефона. В наших сновидениях зарождается тишина последних, мертво упокоенных снов.
Мы знаем зимнее насилие в знаменьях – осколки скал, потрясение травмы, – лишь в них мы помним ее похищенье; под сенью – тени; за тенью – тень; белоокостенелые щепочки плавника; влажные от ужаса листья; бессонница, полная ожидания. Едва исцелившись, мы уже дожидаемся нового нападения.
ДЖЕЙМС РАЙТ © Перевод П. Грушко
|
||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 62; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.142.197.212 (0.017 с.) |