Глава 1. Несмотря на это, повседневная жизнь хикигаи Хачимана продолжается.

Прелюдия.

Всего одно слово.

Так много времени ушло, чтобы сказать всего лишь одно слово.

Пока я проводила время в бессмысленном блуждании по улицам перед станцией, бывшее недавно тёплым солнце спряталось за морем, и холод начал морозить пальцы.

Если верить тому, что показывают часы на экране телефона, уже прошло час и 15 минут с того момента, как занятия в школе закончились.

Стоило задержать взгляд на часах – числа начали меняться, и, посмотрев на время ещё раз, я издала едва заметный вздох.

Вот уже свет уличных ламп и магазинов начал преобладать вокруг, и толпы учеников в школьной форме заполняют улицы.

Двигая замороженным пальцем, я ввожу сообщение в приложении, которое ещё ни разу не использовалось по назначению, и медленно перечитываю его множество раз.

В итоге я всё-таки провожу, словно поглаживая, изображение маленького бумажного самолётика, в душе надеясь, чтобы оно не дошло до адресата.

Однако же сообщение мгновенно превратилось в облачко в истории сообщений.

Мы можем встретиться?

Это всё, что было написано.

Особого смысла в этих словах нет. Но она наверняка всё поймёт.

Я смотрю на наконец-то отправленное сообщение.

Кажется, что уже прошла одна минута, даже две, но цифры на часах словно зависли.

А если удалить сообщение? Вспоминая, что мне рассказывали, палец двинулся, но экрана коснуться не успел. Похоже, если даже сообщение удалить, то собеседник получит уведомление об удалённом сообщении. Она наверняка свяжется со мной, если увидит это сообщение. Тогда какая разница?

А тем временем около сообщения появилась надпись: «Прочитано». И буквально через несколько секунд пришёл ответ. Она не спрашивает, зачем или где, только: «Хорошо, сейчас». В весёлом, характерном для неё тоне, так что нельзя не улыбнуться, смотря на экран.

После этого я сказала ей, где нахожусь, и спрятала телефон. Она живёт недалеко, поэтому должна прийти довольно быстро.

Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на звуках. Шелестят кончики ветвей, звонок электрички предупреждает об отправлении состава, гудят двигатели автомобилей, музыка доносится со стороны торгового квартала. Разговоры прохожих. Сигнал светофора.

Среди привычных звуков чьё-то сбитое дыхание и, наконец, её шаги. Сначала резвые, как в польке, но быстро сменились тихими, как в вальсе, чтобы в итоге закончиться.

Ну что ж, что я могу теперь сказать? Что мне стоит говорить? Я медленно открыла глаза и посмотрела на стоящую напротив меня девушку.

Плотный плащ-тренч, свитер, открывающий ключицы, джинсы с подвёрнутыми краями – всё это очень хорошо сочетается с её подвижным образом жизни. К тому же нетуго завязанный шарф демонстрирует мягкий характер обычной девушки. Она очень красивая и милая девушка.

– Добрый вечер, – сказала я, и она ответила улыбкой, потрогала коричневую «булочку» из волос на голове и кивнула в ответ.

Наверняка она бежала сюда, поэтому и умкнула в ответ, но говорить, похоже, ещё не в состоянии. Помахав мне рукой, она быстро сняла шарф.

Посмотрев на неё, я поняла, что этот сезон подошёл к концу.

 

Прелюдия.

Дрожь из рук довольно быстро поднялась к сердцу. Я подумала, что что-то важное, но удивления не было. Дрожь из-за того, что я наконец пришла, успокоение дрожью отзывалось в сердце.

Сегодня после уроков его куда-то позвал учитель, и я взглядом проводила его из класса, думая, что больше он сюда не вернётся, – так и случилось.

Развлекаться настроения совсем не было. Придя домой, я в форме упала на софу в общей комнате и просто смотрела в потолок. Мама меня пожурила за то, что на юбке и блейзере появятся складки, поэтому я медленно переоделась и пошла в свою комнату, да так и осталась у себя в кровати. В мягкой постели я словно застряла, не в силах пошевелиться.

Телефон только один раз завибрировал.

Это или он, или она.

Не знаю, но наверняка ничего хорошего. Желая, чтобы это было сообщение от кого-то другого, я медленно потянулась за телефоном и посмотрела на сообщение от неё на экране.

Ради сообщения длиной в одну строку нет смысла даже приложение запускать – я его уже прочитала, даже не пометив как прочитанное.

«Мы можем встретиться?»

Из одной этой строчки ничего не понять. Понятно только то, что что-то случилось.

Лучше бы я его не читала…

Можно было притвориться, что ничего не видела, и ответить попозже, чтобы потянуть время, но это было бы нечестно.

Одно уже то, что она хочет мне что-то сказать, меня обрадовало, я даже поплакала немного… Какое-то убитое настроение.

Думаю, я всегда ждала, пока она скажет.

Потому что самой говорить страшно.

Поэтому я ей коротко ответила, что скоро буду, накинула на себя валяющийся рядом плащ и, когда я у порога надела туфли, мне пришёл ответ – место встречи. Есть место, куда я должна идти; это недалеко, тут рядом. Скоро конец.

Я не собиралась бежать, но почему-то очень спешила, как только вышла на улицу.

Перед станцией многолюдно. Но это не помешало мне сразу же найти её, сидящей на лавочке у фонарей. Она сидела с ровной спиной, руки на юбке, глаза закрыты, словно вот-вот растворится в окружающем мире. На ней лишь одно пальто, несмотря на то, что сейчас ночью ещё холодно, но она, кажется, этого не ощущает.

Заметив мои шаги, она медленно открыла глаза и улыбнулась красивой, чистой, словно ночное небо, улыбкой.

– Добрый вечер.

Её улыбка была настолько красива, что я не могла сказать и слова. Наверно, про это и говорят – аж дух захватывает. Сделав вид, что я ещё не отдышалась, я просто кивнула в ответ и села рядом, снимая шарф. Иначе я бы на неё так и продолжала смотреть.

Я никогда ещё не видела настолько красивых девушек. Нет, я много видела красавиц и просто красивых людей, но настолько красивых, что аж захватывает дух – нет.

Сделав специально глубокий вздох, я спросила её:

– Что случилось?

– Хотела поговорить, – ответила она и после небольшой паузы продолжила:

– Мы теперь можем осуществить пром.

– Понятно, здорово… – ответила я, успокоившись наконец. Я ведь так переживала. Вырвавшись из-под её необычного взгляда, я не нарочно вздохнула. Она усмехнулась, наверно потому что слишком громко получилось.

– Это благодаря тебе.

– Я же ничего… «Не сделала. Не смогла», – хотела, было, сказать я, но взамен отрицательно помотала головой. Она пристально смотрела на меня, но вдруг внезапно перевела взгляд вдаль.

– И, благодаря ему, – пробормотала она. Услышав это, я ощутила, как по телу прошла дрожь. Не в силах посмотреть на неё, я смотрю в землю.

– Нет, Юкинон, ты ведь старалась, – сказала я, то ли чтобы подбодрить её, то ли оправдать.

– Перестань, я всё понимаю, – на этот раз уже она отрицательно помотала головой.

– Опять я положилась на других… – сказала она шутливым тоном, совсем не как обычно, по-взрослому, а прямо как ребёнок, что меня удивило. Я рефлекторно посмотрела на неё: она робко улыбалась, то ли стесняясь, то ли обманывая мой взгляд.

– Я понимала, как он поступит, но не остановила его, – подняв глаза слегка вверх, она смотрит вдаль. Я проследила за её взглядом, но там не было ничего, кроме многоэтажки.

– Но это тоже закончилось.

Вечерний город наполнен шумом, но её мягкий тонкий голос был слышен отчётливо, как свет из здания напротив. Он похож на мягко-красный свет фонаря, который тихо исчезает, растворяясь во тьме. Сильный ветер унёс её голос.

– Я всё честно сказала.

Развеваемые ветром, её длинные волосы, словно вуаль, закрыли лицо. Как только порыв ветра утих, она заправила волосы за уши.

Она улыбнулась.

Улыбкой, похожей на ветер весенней ночи, прямой улыбкой.

Улыбкой, которую я, наверно, всегда любила и люблю до сих пор.

Видя её, я осознала, что эти отношения закончились.

Прелюдия.

После моих слов она устало вздохнула.

– Ясно… – пробормотала она и замолчала. С наступлением ночи ветер становится всё холоднее и холоднее. Слушая, как шелестят ветви и листья деревьев, я рефлекторно обняла сама себя.

Возможно, холодно мне стало не только из-за ветра, но и из-за недолгой тишины. Я посмотрела на неё, ожидая её дальнейших слов, и внезапно наши взгляды встретились. Она улыбнулась в ответ и пододвинулась ко мне поближе.

– О чём говорили? – ласково спросила она. Её круглые глаза шаловливо дрожали, смотря на меня снизу вверх. Её взгляд был ласков, хотя и без любопытства, – глубоко в её глазах был рациональный свет. Словно изо всех сил стараясь этот свет скрыть, её глаза увлажнились. Я ничего не могу поделать с тем, насколько я люблю её доброту.

Я не думаю, что смогла бы обмануть её под этим взглядом. Как и тогда, когда я говорила ему, я решила сказать прямо, без лжи и обмана.

– Сказала, что было весело… Это был первый раз для меня, когда я провела год с ним и с тобой, поэтому многого не знаю, но было очень… весело, – сказала я, хоть и в этих словах не было какого-то смысла, но она опустила взгляд вниз, закрыв глаза и кивая головой после каждой фразы.

– Я с тобой согласна. Странно, похоже, что это уже конец, – сказала она, наконец подняв голову. Но в её словах была грусть, несмотря на улыбку, поэтому я неосознанно опустила брови.

– Да, потому что это последний раз.

– Э? – переспросила она, но ни на лице, ни в тоне голоса не было удивления. Само собой, потому что, я думаю, мы с самого начала зимы осознавали конец.

– Я о соревновании. Оно закончилось.

Её лицо потухло, словно выключенная лампочка.

– Не нужно заканчивать всё самостоятельно. Я ведь не хочу, чтобы всё… кончилось…

– Извини. Извини, но я хочу закончить, – сказала я слабым тоном, не в силах держать себя в руках. Можно было бы подобрать другие слова, но это сложно было передать безо лжи, не говоря напрямую. Взамен я сжала её руку.     

– Поэтому я хочу хотя бы исполнить твоё желание. Потому что то, чего хочешь ты, хочу и я.

– … Не хочу я этого, – она сжала мою руку в ответ. Не сильно, но её тепло мне передалось. Она подняла голову, посмотрев прямо мне в глаза, моргнув длинными ресницами.

– Я хочу всё. Как и раньше, всё.

Это её слова, сказанные в тот снежный день. Наверно, эти слова двигали меня всё это время. С тех пор, как я их услышала, с тех пор, как он их отверг…

Я думаю, это наша общая мечта для меня, для неё и для него. Эти дни были счастливыми, настолько, чтобы о них мечтать. Но именно поэтому я и понимаю, что исполнить её желание в этом виде сложно.

– Точно как раньше не получится, но что-то похожее будет, – пробормотала я, считая, что это будет правильно, веря, что это должен быть правильный финал.

– Уверена, он всё исполнит.

Единственный человек, которого я могу назвать другом. Она такой человек, что хочет этого. Поэтому мне стало неловко от таких эгоистичных сантиментов, и я просто смотрю на неё.

– Ну, не знаю… – она склонила голову вбок и озадаченно улыбнулась, потрогав булочку волос на голове.

– Он если и исполнит, то очень странным способом. Честно говоря, сложно на него положиться в этом, – сказала она, и я улыбнулась. Да, так оно и есть, если подумать, опираясь на прежний опыт. Но всё же он выполнил чужие желания способами, о которых мы даже не думали или даже не хотели бы. Я вспомнила короткий рассказ, который читала когда-то давно.

– Понимаю. Как обезьянья лапка[11].

– Обезьянья? Почему? – она склонила голову вбок, моргая. Я слегка улыбнулась, так мило это выглядело.

– Забудь. Суть в том, что он странный и не открытый.

– Вот-вот. Можно ведь поступать нормально, а у него постоянно такие странные методы, – устало сказала она, и я тоже улыбнулась.

– Да-да. Подумал бы о нас.

– Точно.

Мы посмеялись, но внезапно в груди заболело. Из-за того, что я осознала, что мы больше не увидим его чудаковатых методов, смех внезапно прекратился.

Ей, похоже, показалось это странным, и она вопросительно посмотрела на меня. Я слегка помотала головой, мол, ничего такого.

– Пойдём куда-нибудь на весенних каникулах? – предложила я нечто, казалось бы, не связанное с разговором, и постаралась улыбнуться. Я и сама понимаю, что выгляжу неестественно, неловко, неумело, но с завтрашнего дня нужно будет улыбаться лучше.

На самом деле я даже не понимаю, какое выражение лица нужно сделать, не могу решить, смотреть ли ей в глаза, нет ни капли уверенности, что смогу разговаривать естественно, да и ни одной повседневной темы для разговора на ум не приходит. Даже не могу вспомнить, как я вела себя раньше.

Но это неважно.

Наверняка я смогу стать более умелой.

 

Прелюдия.

Мы много говорили. Например, о планах сходить куда-то на весенних каникулах. Хотя я понимаю, что это её неловкий способ уйти от разговора. И то, как она от него уходит, и её неестественная улыбка — это всё настолько неловко выглядит… Она всё умеет, вот только обман и уход от темы у неё не получаются. Можно было бы продолжать, но время-то идёт, становится холоднее, людей перед станцией всё меньше, темы для разговора подходят к концу, а скоро и электрички перестанут ходить, поэтому и мне, и ей придётся скоро куда-нибудь уйти. Хотелось бы сделать вид, что я этого не замечаю, и продолжить весело разговаривать ни о чем. Как бы хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось… Чтобы, как она и говорит, моё желание исполнили. Но это не принесёт мне ни удовлетворения, ни чувства, что всё закончилось.

– … Столько всего хочется сделать… – пробормотала я, смотря на большое потемневшее здание.

– Ага, – она согласилась и слегка с улыбкой вздохнула.

– Да, я хочу всё сделать. Я хочу всё.

Я чуть-чуть пододвинулась к ней, чтобы наши плечи коснулись, и прислонилась к ней лицом так, что можно было бы и уснуть в такой позе.

– Я жадная, поэтому хочу всего. И даже то, что ты чувствуешь.

Я жадная. Я люблю веселиться, радоваться, вкусно кушать. Хоть и не особо умею готовить и делать сладости, но топпинг смогу. Часто хочется попробовать какие-то новые сочетания, даже если они в итоге окажутся неудачными. Пусть даже они будут невкусными и горькими. Поэтому я попробую спросить ещё раз. Если она ничего не скажет, ничего не скажу и я. Если скажет она, скажу и я. Понимаю, что это нечестно, но это нечестно и с её стороны. Понимая, что не смогу, и что этому не исполниться, я ничего не могу поделать со своей жадностью, с желанием это исполнить. Наверно, всё-таки я тут самая жадная. Я люблю и сладкое, и горькое, и боль, и страдания. Я хочу все раны и боль.

Подняв голову, я посмотрела прямо на неё вблизи, так, что наши лица вот-вот коснутся друг друга. С такого близкого расстояния я смотрела в её глаза.

– Поэтому, Юкинон, расскажи мне о своих чувствах, – сказала я, и она издала звук замешательства, и её большие глаза взволнованно смотрят на меня. Мягкие губы остались несомкнутыми, длинные ресницы дрожат, а лицо выглядит так, словно она вот-вот заплачет. Но я уже не могу отвести взгляд. Всё это время я старалась не смотреть, притворялась, что не замечаю и не знаю ничего, поэтому теперь я на неё смотрю.

Я всегда смотрела на её красивые волосы, влажные глаза, светлые щеки. Она только один раз закрыла рот, словно жуя, и посмотрела вокруг. Кроме нас, людей около станции почти нет, а те, кто есть, слишком далеко, чтобы нас услышать, и всё же, похоже, она переживает, что нас кто-то может услышать, и приблизилась ко мне, осторожно прижавшись к моему плечу. Это было так мило, словно кошечка ко мне прижалась. После чего она мне на ухо прошептала одно слово.

Наверно, я не хотела бы этого слышать. Однако, услышав, я всё же улыбнулась. Почему-то улыбнулась, а щеки и лицо, уверена, даже взгляд излучали тепло.

Она отодвинулась от меня и встревоженно, с опаской на меня посмотрела, а щеки её покраснели так, что даже в темноте было видно.

Вот бы я всё-таки могла её ненавидеть…

***

Сказала.

Сама не ожидала.

Не собиралась говорить. Потому что если произнести это вслух, если признать это – назад пути не будет, как содержимое воздушного шарика, которое начало вырываться сквозь уколотое место, или начавшая переливаться через край стакана вода. Поэтому я сжала губы, понимая, что лучше было бы это проглотить. Но её взгляд не позволил бы мне это сделать.

Впервые я сказала это кому-то и, уверена, в последний раз. Я сказала лишь слово, прошептала ей на ухо, как исповедь, тонким неровным голосом. Я посмотрела в её сторону, чтобы понять, что у неё на лице, услышать, что она ответит, а она мягко улыбалась. И, как и ожидалось, слегка кивнула головой. Хоть я и сказала это впервые, кажется, будто она заметила это очень давно, но всё же ждала, пока я произнесу это вслух.

– Тогда и я скажу, – сказала она, закрыв глаза, положила руку мне на плечо, а второй слегка прикрыла рот и медленно приблизилась ко мне. Тонкие пальцы с гель-лаком, слегка нарумяненные щёки, блестящие плотные губы, мягко завитые ресницы. Эта красивая и милая девушка приблизилась ко мне, словно чтобы поцеловать. Мне показалось это неуместным, и из-за стыда я едва было не отклонилась назад, но всё же сдержалась и пододвинулась тоже. И через мгновение она мне прошептала на ухо, словно играющийся щеночек.

Уверена, я хотела услышать это. Я успокоено вздохнула и, проглотив слова, беззвучно кивнула. Она убрала руку от моего плеча и отодвинулась. Когда наши взгляды встретились, она улыбнулась, стесняясь, и погладила «булочку» на голове.

– Наверно, у нас одно и то же желание.

– …Да.

Наверно, это всё, что можно сказать наверняка. Но исполнить это в точности очень сложно, поэтому я выбрала нечто похожее на вид, веря, что, если я смогу сделать всё лучше, однажды оно исполнится. С мыслями, похожими больше на молитву, я кивнула. Она в ответ слегка помотала головой, словно отрицая что-то, и я вопросительно посмотрела на неё. Сказала она что-то совсем другое.

– Наверно, Хикки тоже, – сказала она, и от внезапно всплывшего имени я напряглась. Она положила руку на мои руки, словно чтобы снять это напряжение.

– Может, он не хочет, чтобы от чего-то отказывались, – сказала она обычным тоном, однако же поразив меня в самое сердце. Мои плечи, похоже, были опущены, и когда я вновь посмотрела в её сторону, её взгляд был уже направлен в звёздное небо.

– Расстояние между нами ведь не физическое. Даже если мы далеко и не видим друг друга, чувства ведь не меняются.

– Ты так считаешь?

– Да, наверно. Если чувства изменились, то можно быть очень близко, но на самом деле далеко.

Эти слова прозвучали очень близко. Однако же наши руки всё ещё вместе. Она оставила сомкнутыми лишь мизинцы. Площадь контакта очень маленькая, и пальцы её не горячие, да и на улице не очень холодно. Но всё же я чувствую тепло.

– Если у нас с тобой одно желание, то возьми все мои чувства.

– Хорошо, обязательно.

Она малословно сказала, что тогда всё сможет оставаться как обычно.

Прекрасно было бы, если бы ничего не изменилось. Мы обменялись словами и теплом, и я с надеждой в душе закрыла глаза. Я не забуду это тепло. Поэтому и холод, образовавшийся, когда она убрала руку, я тоже не смогу забыть.

 

Интерлюдия.

Окошко операторской комнаты там, высоко в темноте, очень далеко, не достать рукой. Была похожая сцена у Шекспира, не дотянуться рукою к высокому окну. И мои с ним отношения совсем иначе выглядят, похожа только композиция. Я слегка усмехнулась над своими собственными мыслями. Нашим отношениям не достичь такого же простого и счастливого финала. Я не знаю, каким словом можно их назвать, и эта ситуация не менялась никогда.

Отношениям между мной, им и ею не имеют названия. Но ведь как бы роза ни называлась, она всё равно благоухает. Так и с отношениями нас троих. Как бы их ни назвать, ничего не изменится.

Уверена, так оно и есть. Хоть я в это и не верю, но всё же проглотила, как сладкую ядовитую пилюлю. Чтобы усыпить саму себя. Из-за света позади я не могу видеть выражение его лица, но почему-то мне подумалось, что он улыбается. Спросив его, что случилось, в ответ я услышала только шум. И узнала, что подошёл конец. Весёлая беседа закончена.

Это – конец. Ответив, что поняла, я отпустила микрофон.

Я анонсировала финал с помощью микрофона на стойке и начала финальную церемонию. Осталось только запустить музыку, пригласить на сцену исполнителей, и всё. Моя задача – только подать сигнал.

Я подняла руку, смотря на операторскую. Но, понимая, что мне туда не дотянуться, я не протягиваю руку. Мне некуда оказалось деть руку, поэтому я осторожно помахала.

 

Интерлюдия.

Слёзы не текли.

Потому что я уже много плакала.

Поэтому когда он уходил, и когда я слегка махала ему рукой, я видела его отчётливо, пристально, словно чтобы хорошо его запомнить. И только когда он исчез из виду, я опустила руку.

Большой, но совсем не тяжёлый пакет внезапно показался мне тяжёлым. Пока я поднималась в лифте, вместе с шумом пакета его слова эхом звучали в моих ушах. Притворяясь, что я этого не слышу, я открыла дверь, и Соболь встретил меня лаем.

– Я дома.

Я присела у порога и погладила Соболя. Он щекотно лижет мои пальцы, из-за чего на моем лице возникла улыбка.

На мою руку упала капля.

Я улыбаюсь, а из глаз текут слёзы, из-за чего Соболь странно смотрит на моё лицо.

Ничего не случилось. Всё хорошо. Всё нормально.

Сказав это, я крепко обняла Соболя.

И заметила, что не могу сказать ни слова. Сдавливающая грудь боль поднялась в горло, и я могу издать лишь тяжёлое сопение. Я попыталась что-то сделать с пропадающим зрением и протереть глаза, как вдруг мою руку сжали. Подняв голову вверх, я увидела маму.

– Воспаление будет, так что не трогай.

Вдруг я почувствовала приятный запах, тёплые руки и смогла издать голос. Слезы потекли ещё сильнее, потому что не было нужды их останавливать.

Но сказать всё равно ничего не могу. Слова не выходят.

Не могу сказать «люблю», всего одно слово.

И до этого не могла, и есть проблемы серьёзней, и нет места этим чувствам.

Я… мы впервые влюбились.

 

Интерлюдия.

Пром закончился, экзамены закончились, сегодня и завтра будут собеседования, и, наконец, церемония окончания года между выходными днями, а после этого – очень длинные выходные. После того, как Мегури-семпай завершила обучение в нашей школе, комната школьного совета стала моим дворцом по праву и по факту. Я подчищала свои дела, как и заместитель и секретарша, одновременно подбирая в телефоне себе занятия на весенние каникулы. Ещё, конечно, много работы остаётся: попросить Юкино-семпай разобраться с бумагами, заставить заместителя работать до упаду, воскресить потом секретаршу… Вот так должен был подходить к концу мой первый год в этой школе.

– Привет, – внезапно ворвавшись в школьный совет, поздоровалась Хирацука-сенсей. Она, похоже, не умеет стучать. Ну, это то, что я от неё и ожидала, так что всё хорошо.

– Что-то случилось? – представляя себе возможные хлопоты, я встала и поскакала к ней. Как вдруг она резко достала свой телефон и показала мне экран.

– Ты знаешь, что это?

Так-так, что там… Я посмотрела на элегантный телефон Хирацуки-сенсея. Кажется, это какой-то блог. «Хм, понятно», – я пробежалась, но ничего не поняла, какая-то странная информация. Особенно непонятна фраза «Совместный пром старшей школы Собу и Кайхин-Сого уже этой весной!», которую просто невозможно игнорировать.

– Э? – у меня открылся рот. Что это ещё такое? Я указала дрожащими руками на телефон Хирацуки-сенсея.

– Ч-что это значит? Первый раз слышу! – спросила я дрожащим голосом, и губы мои задрожали тоже.

– Ясно, значит Ишики не знает… Остаётся только Хикигая, хм, – сказала Хирацука-сенсей счастливым голосом, и наконец перестала стоять, сложа руки на груди. Что за человек? Я тут стою в глубоком шоке, а она весело напевает что-то себе под нос, явно намереваясь уходить.

– Я поговорю непосредственно с ним. Пока.

Хоп! Я поймала её элегантно удаляющуюся в закат руку, поскольку надо было задержать её любой ценой.

– Стоп-стоп-стоп! Что это такое? Это семпай что-то делает?! Э? Это же одни проблемы, ничего, явно ничего хорошего не светит!

– А-а, Ишики, ты же не знаешь, – сказала она абсолютно отстранённо и спокойно всё объяснила. Получается, кто-то пожаловался на основной пром, и его хотят отменить, а семпай собирается предложить ещё худший пром, чтобы наш сравнительно спокойный пром выглядел хорошо на фоне, и его всё-таки не отменяли. То есть подставной пром, явный аутсайдер.

– Не понимаю, – вырвалось у меня.

– Во-во, – ответила Хирацука-сенсей и улыбнулась. Не понимаю, чего она радуется?..

– Но ведь, эм, это уже прошедшее дело? Мы ведь сделали пром…

 – Я тоже так думала, но, похоже, вчера или сегодня планы внезапно поменяли.

– Похоже?.. – я пристально посмотрела на неё.

– Ну, я сама только что узнала от совета попечителей, – сказала Хирацука-сенсей и почесала щеку, словно попала впросак. А-а, теперь понятно. Тот же самый метод. Значит, была делегация из семьи Юкино-семпай. В общем, понятно. Непонятно только по поводу самого семпая.

– Но почему вдруг семпай начал этим заниматься?

– Наверное, что-то придумал, – сказала Хирацука-сенсей ласково, как старшая сестра. Ей всё-таки весело!

Не понимаю. Он дурак, что ли? Кто в здравом уме зашёл бы настолько далеко? И почему он мне ничего не сказал? Впрочем, в прошлый раз было что-то про то, что он делает это ради нас, так что я не то чтобы совсем не понимаю. Хотя, наверно, не ради меня. Не понимаю.

Я неосознанно прикусила губу, и Хирацука-сенсей, видя это, похлопала меня по плечу.

– Подробности я узнаю у него лично. Потом поделюсь информацией, – сказала она, ласково улыбаясь, и весело ушла из учсовета, словно на свидание собирается идти. А я осталась страдать одна!

Но что стоять без дела? Что бы там ни решили с этим совместным промом, я, как президент школы, не могу стоять в стороне. Особенно неприятно, что меня оставили за скобками. Пожалуй, начну со сбора информации.

Я нагуглила страничку этого прома. Хм, в дизайне чувствуется женская рука. Помощниц у семпая мало, кроме меня был только один человек. Значит, копировать ссылку, вставить в Лайн, приписать «Ты что-то про это знаешь?!?!», отправка.

Ответ пришёл тут же.

«!?!__!?!»– то ли в замешательстве, то ли что, но из этого эмодзи понятно, что она тоже ничего не понимает. Следом пришло «Не знаю!» и стикер с плачущим пёсиком. Похоже, подробностей узнать не выйдет. Так, нужно добивать. Я отправила следом: «А не знаешь, кто сайт сделал???». В ответ пришёл текст.

«Чуни[46]. А ещё двое первогодок, которые игры играют! Они знают компьютеры! И носят очки!»

И в конце – рожица в очках. Ясно, ничего не понимаю. Это вообще можно считать осмысленным текстом?.. Впрочем, людей, с которыми у семпая дружеские отношения, до ужаса мало, поэтому очки – это уже достаточный критерий поиска. Главный злодей будет допрошен самой Хирацукой-сенсеем, а я буду собирать информацию о подельниках.

Повернувшись на стуле в сторону едва не плачущего в углу заместителя, который доделывает оставшуюся работу, я поинтересовалась:

– Заместитель, а не знаешь, кто такой «чуни»? В очках, и, похоже, дружит с двумя первогодками, которые разбираются то ли в играх, то ли в компьютерах.

Заместитель перестал работать, задумавшись. Но ведь не обязательно было останавливаться, правда?

– Чуни… А, догадываюсь. Тот странный парень, наверно, – похоже, он знает, о ком речь, судя по прекрасному эпитету.

– А можешь его привести ко мне? Заодно и тех двоих.

– Э? Не, двоих я уж точно не знаю.

Э? Искать их – это тоже твоя работа, вообще-то. Хотя не могу же я так прямо это сказать, поэтому грустно улыбнулась. Тут уже влезла сидящая рядом секретарша, подняв руку вверх.

– Эм…

– Говори, – указала я на неё пальцем, и она продолжила тихим голосом:

– Двое первогодок – это Хатано-кун и Сагами-кун из клуба игр.

– Клуб… игр? Хатано? Сагами? – я произнесла имена, которые ни разу ещё не слышала. Секретарша натянуто улыбнулась.

– Ироха-чан, они в твоём классе учатся…

– А…

Блин! Теперь секретарша смотрит на меня со страхом в глазах. А мне казалось, что мы стали дружнее! У меня друзей-девушек мало, поэтому она для меня ценный человек! Поэтому я кашлянула и хлопнула в ладоши.

– А-а, да-да, точно. Значит, возьми ещё Сагано-куна и Хатагаю-куна, – приказала я заместителю, сделав пальцами знак «мир» сбоку над глазом, и подмигнула в качестве сервиса. Радуясь освобождению от работы, заместитель быстро поднялся со стула.

– Хорошо, поищу.

– Макито-кун, я пойду с тобой. Ты ведь не знаешь, как они выглядят.

– Да, спасибо.

Два человека покинули учсовет. Погоди-ка, секретарша, ты не слишком вольно ведёшь себя с заместителем? Ещё и по имени обращаешься! Вы что, встречаетесь? Издеваетесь? Работать надо!

***

Спустя некоторое время заместителю и секретарше удалось привести пособников семпая. Как и было в наводке, все трое – очкарики.

Я посадила их за длинный стол, а чтобы не сбежали – поставила по бокам заместителя и секретаршу. Начинаем судебное заседание (судья: я, следователь: я, адвокат: я, решение: «Смертный приговор»).

– Ну, и как вы это объясните? – по-доброму спросила я, предоставив доказательства на своём смартфоне. Но они почему-то съёжились и смотрят друг на друга. Не похоже, что у нас выйдет нормальный разговор.

Так, нужно мне успокоиться. Если они в состоянии общаться с тем неповоротливым семпаем, то и с другими людьми могут. Я стараюсь, я прекрасна!

Глубоко вздохнув, я улыбнулась брендовой Ирохасу-улыбкой. Я не злюсь, если что.

– А почему это вы работаете над совместным промом за спиной у учсовета? М? – ласково спросила я. Я широко улыбнулась, чтобы продемонстрировать свою дружелюбность. На этот раз, похоже, подействовало – они все дрогнули. Даже заместитель почему-то дрогнул, а секретарша пробормотала: «Как страшно…». Отлично, продолжаем. Э? Страшно?.. Ты же хотела сказать «мило»? В эту же секунду очкарик справа что-то пробормотал.

– Право на молчание…

– Нет такого! – мелодично ответила я. Вы находитесь в комнате учсовета, а я – президент учсовета, то есть я здесь – единственный закон, а я права на молчание не признаю.

– Право на адвоката…

– Нет такого! – мелодично ответила я. Здесь адвокат – тоже я. Я послушаю, если вам есть чем оправдаться. Но только послушаю.

Из-за давления сидящий в центре крупный очкарик в плаще поднял обе руки вверх. Я его где-то уже видела, значит, должно быть, это он – Чуни.

– У моей рукописи дедлайн! – сказал Чуни и собирался было так и убежать с поднятыми руками, но заместитель его задержал, положив на плечо руку. Вы бы лучше начали говорить, пока я улыбаюсь. Не задумываясь, я постучала по столу.

– Объ-яс-ни-тесь.

– …Хорошо, – Чуни опустил голову, кивнув. «Ну и? Где объяснение?» – спросила я взглядом. Очкарики по бокам начали бубнить.

– Это нас вчера начальство внезапно заставило…

– Д-да, нас попросили, не было выбора!

– Подробности прошу узнать лично у Хачимана! Мы – не более чем добросовестная третья сторона! – громче сказал Чуни-сан. Двое по бокам согласно закивали.

– Я бы с радостью, но его уже, к сожалению, вызвали, – сказала я. У меня заболели виски, поэтому я их потёрла и посмотрела за окно.

– Зачем семпай вообще ввязался в такое хлопотливое дело? Не понимаю, – вздохнула я и недовольно посмотрела на телефон на столе. Троица начала перешёптываться, словно секретничая, – похоже, отреагировали на моё бормотание.

– Ну да, он вообще непонятный человек. Мы же ему говорили, что ничего не получится!

– Если хотя бы сняли запрет на распространение информации – всё было бы в наших руках. Может, у него не всё в порядке с головой?

– Скорее, проигрыш – тоже хороший вариант, он говорил. «Ничего не понимаю».

Чуни, похоже, думает, что я его не слышу, поэтому подражает моим словам. К тому же двое других тоже шепчутся с ним. Я вас слышу, эй! Я цыкнула и грозно на них посмотрела, и парни по бокам умолкли. Но Чуни, похоже, не чувствует атмосферу, продолжает весело бормотать.

– …Но когда тебя так горячо просят – сам захочешь помочь.

Эти слова меня зацепили. Получается, он горячо просил помочь с совместным промом, и при этом его устроил бы и провал? То есть его цель не в успехе совместного прома, но нужен сам процесс создания совместного прома… А-а, так вот что они имели в виду под запретом на распространение информации. Гм-му-му-му. Похоже, я поняла!

А три дурачка о чём-то своём беседуют, пока я собираю мысли воедино.

– Верно… Он просто просил. В землю кланялся[47]! Я это впервые в жизни увидел!

– Да и мы… Разве мы могли отказать, когда нас так просят? Обещанию между мужчинами не нужны слова.

– Хм… Это же Хачиман, для него в землю кланяться – это не более чем поза. Как поза в йоге.

– Ну ты… Жестоко.

– Как аморально…

А-а, понимаю, понимаю. Этот человек ради цели пойдёт на что угодно… Я усмехнулась из-за слов Чуни-сана, как вдруг в голову пришла одна идея.

– Впрочем, после этого он с безразличным видом просил переделать кучу раз. Всё-таки с ним что-то не так.

– Ага, ещё три вида оформлений просил. Я думал, я его убью.

– А-а, этого я тоже не понимал. У него вообще сердце есть? Демон, дьявол, редактор!

Я быстро подняла на них взгляд, и поняла, что они начинают поносить семпая, трогая свои очки.

– Эй, потише там, я думаю, – быстро сказала я, и они закрыли рты. Давайте вы найдёте другое время для поливания семпая грязью? Хотя я бы вышла на этом празднике победителем. Да, мой семпай – ужасный, прогнивший до дна. В основном – в части глаз, но у него и сила духа куда более прогнившая. Поэтому он и идёт на всё ради цели. Совместный пром – это огромный ивент, в который будут вовлечены вообще всё и вся, а для него это всего лишь ступенька в его плане.

Что за цель такая? Подумав об этом, я заулыбалась.

– …Ничего не понимаю, – вырвалось у меня.

 

Интерлюдия.

Совместный пром уже скоро начнётся. Место готово, осталось только подождать посетителей. Моя работа – стол регистрации, поэтому каких-то особых приготовлений не нужно, и я стою у входа в помещение.

И смотрю на место, которое было моим, где он и она о чём-то договариваются, совсем недавно там была и я. Стоя тут, в отдалении, я подумала, что больше меня там не будет. Я буду, как раньше, смотреть издалека туда, куда мне не попасть.

– Юи-семпай, что с тобой? – меня позвали, и я повернулась к Ирохе-чан.

– А? Нет, ничего, – ответила я, хотя на самом деле совсем не «ничего», и усмехнулась. Ироха-чан улыбнулась мне, ничего не ответив. Не зная, что ей сказать, я опять усмехнулась и по привычке потрогала «булочку» у себя на голове.

– Юи-са-ан! – позвал меня знакомый голос, и я обернулась. Комачи-чан широко махала руками, подбегая ко мне. На ней была уже форма нашей школы. Увидев это, я тоже развела руки.

– Комачи-чан! Форма! Милая! Нравится!

– Ох… – издала Комачи-чан странный звук, прижимаясь к моей груди, а Ироха-чан сказала: «Хе-е». Я оглянулась, а на лице Ирохи-чан читался немой вопрос, мол, кто это? Кстати, они же, наверно, первый раз видятся.

– Эм, младшая сестра Хикки, Комачи-чан, – отпустив Комачи-чан, я её представила. Ироха-чан посмотрела на неё, прищурившись, и кивнула.

– Сестра семпая… А, О-комэ-чан[53]!

– М-м… Ну да, наверно, – ответила Комачи-чан со странным выражением лица на странную фразу Ирохи-чан. Ироха-чан приветственно поклонилась.

– Меня зовут Ишики Ироха, я – кохай[54] семпая. Рада знакомству.

– А, привет. Ироха-сан, значит? Спасибо, что присматриваете за братом. Я – сестра старшего брата, Комачи. Пришла убирать за… помогать брату.

Комачи-чан перефразировала сложные фразы и мило поклонилась.

– А где брат? – осматривая всё вокруг, спросила она. Я бросила взгляд на то самое место, куда смотрела ранее.

– Вон там. Но у них, похоже, совещание какое-то, поэтому лучше сейчас им не мешать.