![]() Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву ![]() Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Что обещалось, что улыбалось вечером с клена.
© Перевод О. Чухонцев
Что обещалось, что улыбалось, вызлатив крону, Вечером с клена? Что там за говор листьев‑цикад? Вот уж отцы возвращаются, глухо стуча по бетону, Каждый влачит свое личное бремя, косясь на закат. В сумерках первых тает гортензий призрачный дым. Первый светляк пышет светом холодным, и угомону Вечеру нет, когда первые звезды всходят над ним.
Что обещалось, когда на заре стрижи шелестели, С шумом носились в ярких лучах среди темноты? Ружья подростков дружно гремят по стремительной цели. Дети кричат, когда падает стриж с золотой высоты. – Мал еще, чтобы стрелять, – так что годик, дружок, погоди. Лучше бери свою птичку – (глаза ее остекленели) – Можешь кричать: это кровь, – твое сердце трепещет в груди.
Что обещалось, когда уже к ночи дети сцепили В длинный состав обувные коробки, и паровоз Двинул – тук‑тук – вагоны – тук‑тук, – и окна поплыли, В каждом свеча, и гудок разносился – у‑у – в такт колес? Ты убегал и, спрятавшись, слушал где‑то в углу, Как тебя звали через пустырь, где в веере пыли Маленький поезд грустно мерцал и звал тебя – у‑у. Что обещалось, когда уже умерло все и потухло, Словно бумага, вспыхнув впотьмах, – на тьму долгих лет, И молчаливо съежился дом, и крона пожухла? Воспоминанья свежи: сквозняком обдувает хребет. Что там за скрежет: дверь распахнется настежь – и хлоп?! Да, что‑то мы потеряли давно, простыл уж и след. Спишь, а во сне открывается дверь, скрип – и озноб.
Много спустя стоял я один в знобящих потемках Там, где ушли они в сон и фермы с лесами ушли. Серо, и сердцу пусто в этих местах негромких. Вдруг подо мною земля стекленеет и из земли, Из глубины, где покоятся бренные их тела, – Кости мерцают в фосфоре славы, светятся и – Роберт и Руфь открылись… Но тьма, тьма свое взяла.
Что же, земля есть земля, и свет тот погас, и молча Взгляд свой я поднял на мир, где были мы плотью, одной, Роскошь лесов, неохватность полей и отблески ночи – Рельсы вон там, и угольный скат, и город ночной. И ее голос спокойный сказал: – Дитя, улыбнись. – Так и его спокойный, как звезды над тишиной: – Мы для того и ушли, чтобы все обещанья сбылись.
ПОСТИГАЯ ОТЦОВ, СТИЛЬ XIX СТОЛЕТИЯ, ЮГО‑ВОСТОК США
© Перевод О. Чухонцев
Были они людьми, страдали, ходили в длинных глухих сюртуках с золотой цепочкой и при часах. С дагерротипов глядят они пристально взглядом сурового осужденья Или с картин, написанных маслом, и, кто мог знать, сколько боли в глазах, Которые строго теперь отмечают наши печальные заблужденья.
Некоторые составляли петиции, слог Джефферсона: призыв и протест. И патриота знавали позу: левая за спину или опущена долу, Правая к негодованию Господа громко взывала, подъемля перст. Был всегда дедушка‑просветитель, приверженный истинному глаголу.
Некоторые отдавались учебе, греков читали, отправясь в лес, Или живого искали эпоса в собственных подвигах и морали, Будь это Нестор[102], в свино‑таверне погром учинивший, как Ахиллес. Когда Сэм Хаустон[103] умер, на перстне одно лишь слово: – Честь – прочитали.
Их чада, рассеиваясь, летели, как зерна проса в сырую прель. Жены их, выброшенные, как ветошь, в дальних углах умирали где‑то. Говорили «Мистер» невесты‑жены, не понимали, что значит постель, Утром стыдились, шелк обожали, носили ключи от буфета.
– Умрем в окопах, если потребуется, – Бауи из Аламо сказал. И умер, левой стопой вперед – еще в броске, в продолженье жеста: Голова запрокинута, глаза сужены, палец на лезвии, вниз кинжал. – Великий джентльмен, – сказал Генри Клей. Смотри портрет Бенжамина Веста.
Или возьмите тех безымянных, от которых вообще ни портретов нет, Никаких медальонов, ни перстней с печатью, хотя поломанный и заржавелый, На чердаке или так, на земле, длинный Дечерд валяется много лет; Или желтая Библия, Слово Божье, им служившая правдой и верой.
С ангелами боролись иные – и пали возле амбара с зерном. Бились со зверем в себе и обманом, зная, что путь к торжеству заказан. И также пали, кто с пеной кровавой у рта, со сломанным кто ребром. Как сладко слезы текли! Бродили по темной стране со старым рассказом.
Некоторые процветали, имели черных рабов и акры и ели на серебре, Но помнили крик совы, вспоминали, как в сумерках
пахнет паленым медведем. Любили семью и друзей и терпели так долго, как можно в этой дыре, – – Но деньги и женщины – разорение, махнем в Арканзас? – Ну что же, едем!
Один из моих был земельной акулой или как пухлый какой фолиант С подмоченной славой. «Большой и бесформенный, как мешок с картошкой или фасолью, Перекинутый через седло. Знает мало, но проницательный», – говорят. Так из истории он выезжает с толстой шеей и тонкой ролью.
А этот с Шилохом воевал, стал странен, как он, ночами скрипку терзал. Ребята Техасом его изводили. – Будь проклят он, нет ничего там! – но, вздорный, В фургоне умчал, чтоб всем доказать, и, если хотите, свое доказал, Когда через год – Будь проклят Техас! – опять вернулся к блевотине черной
И умер, и умерли все, и мертвы, и голоса их звенят из тьмы, Как последний сверчок морозной ночью, в траве затерянный, и едва ли Нам о выборе нашем они расскажут, умоляя лишь об одном: чтоб мы Их старую, их прожитую жизнь – хоть словом одним оправдали.
Склоним же над прахом их в поздний час уши сердец своих И, чему хотят они нас научить, постараемся научиться, И великодушно простим недостатки и даже величие их, Ибо дети мы их в человеческом свете и под сенью хранящей Господней десницы.
ЛИСТ ОРЕХА © Перевод В. Тихомиров
За ночь померкли рощи. И будто забылась боль, Что прочь тебя гнала. Но оживляется болью боль. И забывается – через боль.
Опавший лист ореха В дымке скользит золотой. Мальчишки в той роще рыщут, Кричат, шуршат золотой листвой. Эхо в роще полусквозной.
Опавший лист ореха. Мальчишки ушли. Во мгле Ни звука, и только белка Ворошится в листве на пустынной земле. Или тень это ходит во мгле.
Граненая головка – Изумрудная змея Весной оживет, услышит: Там поступь на тропке лесной – не твоя. А все‑таки ждет змея.
В траве забвенья глуше Твои шаги из года в год. Пришел – убил – и дальше. Змея там другого убитая ждет. Придет – убьет – уйдет.
За ночь померкли рощи. Не ты ли стоишь во мгле И молча ждешь, когда же Белый цветок опадет во мгле. Помни об этой земле.
«Когда мир будто ось в колесе, – недвижимее нет…» © Перевод В. Тихомиров
Когда мир будто ось в колесе, – недвижимее нет, Когда ветер, что снасти нам рвал полстолетья, стихает, Когда воздух безвольно, отчасти притворно, вздыхает, Перепутав, где север, где юг, – появился на свет.
Ты явился в наш век, где с нервическим тиком часов Сердце, такая, спорит о тактике силы всевластной, Ты в столетье вошел в час едва ли, не самый злосчастный И с улыбкой глядишь, как хиреет старик‑филосо́ф.
В час, когда на блевотину пес возвращается смрадный, Страх во тьме компромиссов раскрыл свой цветок белобедрый, Когда Зло и Добро вершатся с улыбкою бодрой, Слившись в рукопожатье навек на картине парадной.
Ты вошел в этот год, когда все обещания лгут, И цветам не цвести, и померзнуть плодам недозревшим, Нет пути молодым, и всеобщий отбой – устаревшим, И куда, невозможно понять, и откуда бегут.
Но куда и откуда бежать нам сегодня, когда ты, Как по камню, по сердцу ступаешь впервые, шажками Подвигаясь вперед, научаясь владычить веками, Наши дни и наш труд попирающий, розовопятый,
Чтобы гордым сознаньем созреть, как настанет пора Над разломом столетий шагнуть из минувшего века, – И уверенным взглядом и сердцем прозреть человека В перспективе столетий, в веках совершенья добра.
|
||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 58; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.145.89.82 (0.028 с.) |