В чем природа дискуссии и кто ее ведет?

У каждого есть свои ожидания. Общество установило кодекс приемлемого поведения как метод работы. Все, что мы делаем, - это соглашение, и мы никогда не должны обманывать себя, думая, что мы когда-нибудь действовали абсолютно независимо (да и зачем нам это?). Природа реализации чего-либо в мире основана на сотрудничестве, таким образом, природа всего, что мы делаем, по сути своей есть компромисс. Если мы сознаем это, мы можем превратить идею компромисса в позитивную энергию, в противоположность

общепринятой идее, что любой компромисс представляет собой разжижение концепции. А что случится, если компромисс и есть концепция? Дискуссия идет между обществом и архитектором, а также между индивидуумами в обществе и архитектором.

Затем встает вопрос о том, как обсуждать. Каждая сторона, участвующая в дискуссии, имеет свои ожидания и ранее выработанные концепции. Таким образом, нам нужно найти способы как можно лучше понять их. Это относится к Вашим собственным ожиданиям и концепциям, а не только к чужим.

Я часто начинаю с живописи. У краски есть своя собственная жизнь, не подвластная Вашему контролю. Можно увидеть такое, придумать чего Вы не можете. У живописных полотен нет авторитета традиционных герметических рисунков, и они могут таким образом использоваться в дискуссиях. Это действие есть приглашение к неправильной интерпретации, расширению и искажению. Я часто описываю этот процесс как дизайн разговора, а не здания. Люди должны чувствовать себя расслабленно и нескованно. Очень важно, чтобы все идеи, цели и досужие мысли были высказаны, и таким образом изучены. Разговор открыт. Тот же принцип используется для целой команды людей, участвующих в изменении лица земли и/или в стратегиях изменения известных правил поведения. Поскольку перемены неизбежны, и всегда являются существенным соображением в любой пропозиции, естественно, что идея неуверенности должна быть вплетена в процесс дизайна. Моя работа никогда не основывается на уверенности каком-либо соглашении, ни на одной стадии разработки. Всегда важно пересматривать проекты частично или полностью в течение всего процесса дизайна и строительства. Этот подход предусматривает тот факт, что задача предсказания будущего невыполнима, и в таком случае мы можем только попытаться максимально приблизить его к реальности на всех стадиях. Вспышка восприятия должна быть использована. Никогда не поздно.

Все перемены можно обозначить. Когда они обозначаются, они становятся установленными. Архитекторы тратят время, волнуясь по поводу программы – обычно выраженной в форме функций. Я предпочитаю правду о поведении, поскольку она менее конкретна. «Кушать» может означать все что угодно – от пастбища до пикника, до официальных приемов в ресторанах. Если слово «столовая» появляется в Вашем кратком описании, оно уже подразумевает конкретное место, что не дает места для размышлений и предположений.

 

Оставьте себе свободное пространство, пока не почувствуете, что это – то, что нужно.

Каждый проект должен быть сюрпризом и для клиента, и для Вас. Это подразумевает, что в каждой новой работе человек начинает с чистого листа. Это абсолютно не правильно. Важно основываться на опыте, который Вы приобрели. Нет необходимости делать одну и ту же ошибку дважды. Важно, что любая работа, которую мы делаем, является продолжением общей работы, и что развитие этой работы возможно только через открытый и прямой контакт с обществом. Бросить вызов привычному поведению и в результате достичь согласия с миром – вот путь вперед.

 

Архитектура: один из способов исследования мира через работу – однако, это всегда должно быть исследование, а не подтверждение.

 

Элисон и Питер Смитсоны и Тео Кросби

Новый брутализм

 

Вдохновляемые способами Ле Корбюзье использования бетона, японской архитектурой и американской рекламой Смитсоны, выступали против современного им британского ортодоксального «человеческого деталирования», смутной версии скандинавского модернизма. В результате появился Брутализм, который, как везде отмечали Смитсоны, был попыткой «быть правдивым относительно «реальности» - культурным обстоятельствам

 

общества, убеждениям, технологиям и т.д.». Этот текст появился в Architectural Design с введением редактора Тео Кросби.

 

В 1954 году имел место новый и запоздалый всплеск архитектурной теории. В течение многих лет после войны мы продолжали унижать изобретения мистера Ле Корбюзье и созданный им «современный» стиль, легко узнаваемый по неправильному использованию традиционных материалов и демонстрации «современных» деталей, рам, оторванных оснований, декоративных пилоти (sic). В конце концов реакция проявилась в Хантстанской школе Смитсонов, иллюстрации Нового Брутализма. Имя новое: метод, переоценка тех знаменитых зданий двадцатых и тридцатых, чьи уроки (из-за нескольких трещин в штукатурке) уже были забыты. Кроме этого еще было несколько уроков пропорционирования профессора Виттковера, а также уважение к чувствительному применению каждого материала (это японское). Действительно, теория, опирающаяся на вездесущее и легко воспроизводимое Современное движение, создала много противников. Со всей страны стали поступать запросы для объяснения нового послания. С целью возбудить как можно больше читателей о форме и елях их искусства, мы попросили Смитсонов, как пророков движения, предложить заявление, которое в отредактированном виде появилось ниже.

Тео Кросби

Наша вера в то, что Новый Брутализм является единственным возможным развитием Современного движения, происходит не только из-за осознания того факта, что Ле Корбюзье является одним из его практиков (начиная с использования «грубого бетона» в Единице), но потому что оба движения в качестве критерия используют японскую архитектуру, ее базовые идеи, принципы и дух.

Японская архитектура соблазнила поколение 1900, создавая в работах Райта открытый план и спонтанный способ использования декорирования; у Ле Корюзье впуристской эстетике – сдвижные экраны, протяженное пространство, силу белого и земляного цветов; у Миса - абсолютизировала структуру и экраны. С помощью японской архитектуры последователи Гарнье и Беренса основали FORM.

Но из-за Японии их FORM была толькочастью общей концепции жизни, род реверанса в сторону природы в виде обращения к материалам.

Этот реверанс в сторону материалов – реализация единства, которую можно установить между зданием и человеком – вот то находится в основании так называемого Нового Брутализма.

Оспаривалось то, что Ханстанская школа, которую связывали также часто с японской архитектурой, как и с работами Миса, является первой реализацией Нового Брутализма в Англии.

О том, что это определенное использование материалов, не в ремесленном смысле Райта, но в качестве интеллектуальной ценности, присутствовало в Современном движении, и что, в действительности, также было известно ранним немецким архитекторам, постоянно нам напоминалось.

Что действительно нового принес Новый брутализм – это, что он обнаружил близкое связи не в прошлых архитектурных стилях, но в крестьянских жилищах. Он ничего не делал с ремеслом. Мы рассматриваем архитектуру как прямой результат образа жизни.

1954 был решающим годом. В своем стремлении к проявлению скрытого воображения американская реклама конкурирует с Дада; that automotive masterpiece the Cadillac convertible, parrale-with-the-ground (four elevations) classic box on the wheels; новый образ мыслей СИАМа; переоценка работ Гропиуса; новая живопись в Виле в Гарше?