Подавилась смехом. Теперь он забавлялся с такими же точками на шее. Я извивалась, Но сдвинуть этого мужчину с места, Если он сам того не позволит, нельзя.

— Ри-и-ик! — визжала я.

— Ты всю улицу разбудишь, — он принялся за бока и бедра, пробегая по ним пальцами.

— Ри-ик!

— Ты сама просила остаться.

— Нет, я не это имела в виду!

— А я это.

Сквозь веки видела искрящиеся смехом глаза, и на душе было потрясающе тепло и светло. Мимо медленно проехала машина. Я испуганно пискнула, свернулась, постаралась полностью спрятаться под Риком, опасливо выглянула из укрытия. Угроза миновала, я выдохнула, вернулась к его глазам. Он смеялся, искренне, от души.

— Что? — не поняла я.

Покачал головой, поднялся, одел на меня белье и джинсы. Я больше не пыталась возмущаться. Если таково его желание, я не возражаю. Пока. Оделся сам, через голову натянул мне новенькую майку. Точнее бывшую когда-то новенькой… С двух сторон по швам шли здоровенные дыры. Это стало последней каплей. Я уткнулась лбом в его грудь и начала заливаться смехом, икая и всхлипывая.

— Хана маеч-чке. А мне оп-пять нечего носить.

Я слышала над головой и его смех тоже. Это было замечательно, я готова была петь, несмотря на окружающие события, несмотря на его проблемы со стаей, ему было хорошо сейчас, а от этого было хорошо мне. Он снова отдал свою майку, оставшись обнаженным по пояс. Мне нравилось смотреть на него, пока он вел машину, обнимать пока нес сквозь лес. Подходя к своему дому Рик, вдруг, поставил меня на землю, спрятал за спину и оскалился. Я осторожно выглянула из-за его плеча. Никого. Он медленно потянул меня следом, мы миновали входную дверь, коридор. Гость, а точнее бесцеремонный посетитель, развалилась на кровати. Невысокая, худенькая, изящная, по-кошачьи гибкая, ухоженная. Я с тоской подумала о своем внешнем виде. Из яркого только синячищи на плече и шее, все изящное, что было, то бишь каблук, поломалось, от ухоженности — осталась вымытая Бесом голова.

Женщина улыбнулась мягко и обворожительно-сексуально.

— Здравствуй, Эрик.

Его лицо прямо светится счастьем! Я так же свечусь, когда подруги мамы пытаются представить мне своих "замечательных чуть-чуть разведенных сыночков с тонкой душевной организацией".

— Тебе плохо жилось? — Рик вернулся к невозможно-ледяному тону, с которого я его узнала. Он снова оделся в ту броню, под которую я только-только начала проникать. Эх, принесла же нелегкая!

— Нет. Очень хорошо, но скучно. А потом вдруг узнала, что ты ее завел, — она кивнула в мою сторону. — И что влиянию она не поддается. Прям как я когда-то. Захотела взглянуть.

Рик стиснул зубы. Посильнее высунулась из-за его спины. Женщина плавно вскочила с кровати, приблизилась к нам, обходя по кругу. Я чувствовала липкий, оценивающий взгляд. Стало подташнивать.

— Эрик. Я красивее. Меня так никто и не заменил, правда? — она усмехнулась. Я внимательно наблюдала. Незваная наглая гостья не нравилась мне, это верно и понятно, но помимо ревности в душе поднимался горький привкус некоей догадки.

— Эрик, что ты с собой сделал? — она печально покачала головой. — Так жалко твоих волос. Мне так нравилось их перебирать. А куда же делись те шелковые рубашки, что я тебе выбирала?

Я про себя улыбнулась. Стандартный женский ход. Сколько я таких вещей слышала и видела — не счесть. Сейчас закончит рассказывать, как им было хорошо, и переключится на мои небогатые внешние данные. Вот значит, откуда наша панковская внешность? У страха довериться ноги растут прямо из этой пухленькой жо… пятой точки. Наподдать бы по ней хорошенько.

— А Вы кто? — тактично высунулась я, переводя стрелки на себя. Достала мужику по нервам ездить.

— Я — Марианна.

Гришаня наврал.

— Я думала тебя того, — я изобразила руками жест, наподобие того, которым открываю бутылки с минералкой.

Марианна окинула меня прохладным взглядом.

— Никакой женственности, нежности.

О! Говорила на мои небогатые перейдет.

— Что есть, то есть, — спокойно улыбнулась я.

— Вон, — наконец, очнулся Рик. — Хочешь умереть?

— Нет.

Женщина ретировалась. Мы остались вдвоем. Мозг лихорадочно работал, пытаясь быстро сообразить, как склеить все то, что эта носорожиха только что поколола. Я настороженно наблюдала за Бесом. Разумных идей в голову не шло. Рик не шевелился. Знать бы что произошло?

Она сказала, что заменить ее никто не смог, значит, он любил. Я вспомнила страх, что догадаюсь о необходимости во мне, фразу "предашь, убью". Он любил ее по настоящему и верил. Избавился от всяких напоминаний о ее власти над ним. Почему Гриша считает ее умершей? Брат ненавидит Беса за несуществующее убийство этой женщины. Голова пухла, выстраивая различные варианты логических цепочек.

Давай же, милый, докажи мне, что ты здесь главный. Рик, пожалуйста. Черт! Как она его обволакивала? Говорила, что любит, что он единственный? Да. Так вернее всего. Обнять нельзя — поймет как жалость, сказать ничего нельзя — определит как ложь.

Он шевельнулся. Я поймала ледяной взгляд серо-желтых глаз. Исчез. Услышала, как закрылась дверь библиотеки. Тяжело протяжно вздохнула. Эх! А еще собака комнатная называется! Даже успокоить не могу. Мелькнула мысль. Не стала уточнять ее верность или разумность, уповая на везение.

Подошла к двери библиотеки, женское чутье подсказывало, что он там. Оглядела пол. Да. После такого внешность точно не улучшиться. Жизнь моя жестянка, к чертям ее в болото! Фигуристая Марианна еще ответит за то, что я вынуждена делать по ее милости! Села, опершись о стену рядом с дверью. Придется подождать. Дрема опустилась незаметно.

Почувствовала прохладное дуновение. Теплые сильные руки бережно подняли меня с жесткого пола. Я не спешила проснуться. Тела коснулось нечто мягкое, приятное. Болезненно застонала и вытянулась во весь рост. Все ныло. Бес гладил меня по голове, спине, потом начал осторожно разминать затекшие мышцы. Ничего более приятного в жизни не ощущала. Он обвел языком контур уха.

— Ри-ик, — простонала я, отгоняя сон. Приоткрыла веки. В серо-желтых глазах светилась решимость. Я порадовалась. Не знаю к чему этот взгляд, но все лучше арктического льда. Склонился.

— Я передумал. Даже если найдешь способ вернуться, живой ты от меня не уйдешь.

Подавила усталый стон. Час от часу не легче! Это уже переходит разумные пределы.

— Рик, я не принадлежу тебе.

Он зарычал.

— Ошибаешься.